Как Григория Пасько судили за госизмену
Я закончил факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища, после чего стал корреспондентом газеты Тихоокеанского флота «Боевая вахта». Писал в том числе на темы коррупции на флоте и экологии — в частности, об утилизации атомных подводных лодок и радиоактивных отходов (РАО). С начала 1990‑х по 1997 год — год, когда меня арестовали — я написал несколько десятков статей на эти темы и снял фильм «Зона повышенной опасности» о захоронениях РАО и тайном сливе отходов в Японское море. Также писал книгу о захоронениях в Японии русских военных моряков, участников Русско-японской войны и Цусимского сражения.
В 1997 году после возвращения из Японии меня арестовали и предъявили обвинение в государственной измене в пользу японских журналистов (это не выдумка, так было написано в постановлении о возбуждении уголовного дела).
Мне вменялись свыше десяти эпизодов, пять из которых — мои статьи об экологии. Суть обвинения — я собирал информацию «с целью передачи иностранным представителям». Материалы — это мои блокнотные записи и уже опубликованные статьи. Информацию для этих статей я собирал, как журналист, из разных источников. Публикации были в «Боевой вахте» и других СМИ.
В 1999 году, после двух лет в следственном изоляторе, был вынесен приговор. Я был признан виновным не в государственной измене, а в превышении должностных полномочий — и освобожден в зале суда. Этот приговор я обжаловал. В 2001 году военная коллегия Верховного суда отменила приговор и направила дело на новое рассмотрение в тот же военный суд Тихоокеанского флота.
В декабре 2001 года я был признан виновным в государственной измене и приговорен к четырем годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. В феврале 2003 года освобожден от дальнейшего отбывания наказания условно-досрочно.
После освобождения работал журналистом в разных СМИ; преподавал расследовательскую журналистику в МГУ имени М. В. Ломоносова. С 2012 года — директор Содружества журналистов-расследователей.
Что такое госизмена
Госизмена (ст. 275 Уголовного кодекса) — это особо тяжкое преступление. Срок наказания по этой статье — от 12 до 20 лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Степень тяжести изначально влияет на меру пресечения — это арест и помещение в СИЗО, никаких домашних арестов. Все аргументы защиты и обвиняемого (малолетние дети, болезнь, отсутствие возможности и намерений скрыться и т.п.) — при избрании меры пресечения будут автоматически проигнорированы судом.
Обвинители — ФСБ. Они проще и чаще нарушают законодательство в области прав обвиняемых и подозреваемых, арестованных и осужденных. Они, по сути, управляют гособвинением в лице прокуроров и даже осуществляют так называемое оперативное сопровождение судебного расследования (в частности, постоянно присутствуя в зале суда и судебных помещениях) — деяния абсолютно незаконные, но давным-давно вошедшие в практику российских судов. А это значит, что и судьи «в кармане» у ФСБ, отсюда и почти автоматический обвинительный приговор суда даже при абсолютной невиновности обвиняемого.
Это еще не все особенности дел о госизмене. Еще одна — закрытые судебные процессы и отсутствие судов присяжных по этой категории дел.
Опасность закрытых судов — в том, что апеллировать к общественности и к профессиональному цеху коллег вы можете очень ограниченно.
Отсюда неизбежное «нет дыма без огня», «то ли он украл шинель, то ли у него» и прочее. Нет и эмоциональной поддержки в зале суда: клетка, адвокат, конвой, судья-прокурор и свидетели: как правило, запуганные вусмерть и во время следствия, и потом подписками о неразглашении материалов дела… (Не знаю, существует ли до сих пор ноу-хау чекистов — обвинительное заключение с грифом «совершенно секретно». У меня такое было. Мне именно его пытались всучить, когда я уже сидел в СИЗО. Разумеется, я его не взял — закон запрещает заключенным иметь при себе секретные материалы. Это дыра в законе: нельзя начать судебный процесс, не вручив обвинительное заключение, и нельзя его вручить, потому что оно секретное. По-моему, дыра до сих пор зияет. ФСБ это выгодно. Да, суд начался и меня осудили, даже не уведомив меня по закону, в чем же я обвинялся. Дикость? Хуже — это преступление.)
Еще одна важная особенность дел о госизмене — оказание давления на свидетелей, на подсудимого, на адвокатов, на руководство места содержания под стражей и даже на руководство места лишения свободы уже после приговора. Все виды давления преследуют несколько целей: во-первых, сломить сопротивление обвиняемого и его защиты; во-вторых, убедить общественность, что вина есть и она вполне доказуема; в‑третьих, высосать из пальца хоть какое-то подобие наличия преступления при отсутствии доказательств.
Откуда берутся «шпионские дела»
Что все это значит для журналистов, которые понимают, что могут стать фигурантами таких дел? Работать лучше, чем могли бы. Со знанием законов не только относящихся к теме расследования, но и вообще законов — о СМИ, Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов, законов об оперативно-розыскной деятельности (ОРД), о ФСБ, о гостайне и еще с десяток других. Вы — на войне, и вас могут взять в плен. Могут убить.
Исход дела Ивана Сафронова может быть каким угодно, не исключая и реального срока. Дело нетипично тем, что Иван не имел допуска к сведениям, составляющим гостайну; он прошел проверки спецслужбами при допуске в президентский пул и на должность советника Роскосмоса. Сама по себе тематика его статей уязвима с точки зрения гостайны. Однако его опыт позволял всем считать Ивана достаточно умелым журналистом для того, чтобы не нарушать закон. К тому же его подозревают в передаче информации Чехии — стране, с которой у России никогда не было проблем на уровне спецслужб.
Такие дела возникают по разным причинам: как результат шпиономании, административного ража спецслужб, заказа, мести, еще как мера «профилактики». Именно этим словом спустя пару лет после моего освобождения из колонии мне чекисты пояснили суть моего уголовного преследования: чтобы другие журналисты не писали на тему радиоактивных отходов. Самое интересное, что они своего добились — не пишут. Во всяком случае, на Дальнем Востоке.
Шпиономания же была, есть и будет,
поскольку есть ст. 275 в Уголовном кодексе. Статья, в свою очередь, была, есть и будет, потому что есть ФСБ… Которая, в свою очередь, была, есть и будет, потому что в свое время эту организацию не судили, не признали преступной, не приняли закон о люстрации. Более того, люди, которые хотели инициировать закон о люстрации, были убиты — это Галина Старовойтова (она внесла в Верховный Совет Российской Федерации законопроект «О запрете на профессии для проводников политики тоталитарного режима») и Сергей Юшенков (я был его помощником в Госдуме, поэтому знаю, что говорю).
Шпиономания выгодна той власти, которая боится правды и использует статью о госизмене как инструмент расправы с неугодными, с несогласными, с умными и мыслящими критически…
Да, есть и настоящие шпионы-изменники, но они априори могут быть только в среде ФСБ-ГРУ-СВР — именно они обладают информацией, которая реально представляет интерес для разведок других стран. Ну, может, еще среди некоторых высокопоставленных военных, допущенных к реальным секретам.
К слову, как автор научной работы о правоприменении ст. 275 Уголовного кодекса могу вам по секрету сообщить, что
реально секретных сведений во всем мире очень мало, по пальцам можно сосчитать.
Это агентурные списки, секретные частоты, высокие технологии в военной области, планы боевого развертывания сил и средств и еще кое-что (это мое субъективное мнение, разумеется). Названия воинских частей, их дислокация, аббревиатуры, звания и фамилии, внешний вид чего-либо и многое-многое другое, что часто вменяется как секретное, на самом деле у специалистов вызывает лишь усмешку. Такие сведения легко доступны даже обывателям (вплоть до того, что названиями частей называют остановки общественного транспорта, например), и смысла их секретить нет никакого.
Что нужно менять
Надеяться на то, что широкий общественный резонанс может что-то изменить в таких надуманных уголовных делах, можно. Но, как известно, питающийся одними надеждами умирает голодным. Что, на мой взгляд, надо сделать?
Во-первых, надо инициировать подготовку новой редакции ст. 275 Уголовного кодекса (но писать должны не депутаты Госдумы, а люди умные, образованные, профессиональные и вменяемые).
Во-вторых, инициировать внесение изменений в закон о гостайне, чтобы четко сформулировать ответственность государства за составление ясного и понятного всем перечня сведений, составляющих гостайну. Не должно быть перечней ведомственных, а должен быть перечень единый и государственный, притом находящийся в открытом для всех доступе.
В‑третьих, инициировать реорганизацию всей экспертной деятельности в России. Давно уже понятно, что экспертов — независимых, грамотных, профессиональных — почти нет в стране. И нужно непременно убрать экспертов по делам о госизмене из подчинения ФСБ!
И в конце еще пара слов о журналистике и шпионаже. Это настолько взаимоисключающие друг друга вещи, что только идиот может назвать журналиста шпионом.
Успешность шпионской деятельности — в незаметности, неслышности, незасвеченности… То есть в том, что прямо противоположно работе журналиста.
Кроме того, у журналиста нет и быть не может доступа к секретным сведениям.
И еще. Во все этические кодексы журналистов предлагаю вписать правило: журналист не должен сотрудничать со спецслужбами, это слишком токсичный источник. Исключение, на мой взгляд, может быть только одно: если речь идет о спасении чьей-то жизни.
